ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИИ ХУТОРОВ ВЕРХНЕУРАЛЬСКОГО УЕЗДА
Up one levelС 2012 г. лаборатория народной культуры Магнитогорского государственного университета сотрудничает с инициативной группой «Мы степнинцы», объединившей людей, проживающих на территории Степного сельского поселения и ориентированных на создание привлекательного имиджа территории.
Статья опубликована в сборнике материалов научно-практической конференции, которая прошла в октябре 2013 г. в Волгограде.
Степное поселение находится в западной части Верхнеуральского района Челябинской области, граничит с Республикой Башкортостан, Форштадтским, Спасским и Кирсинским поселениями района. В его состав входят 7 населенных пунктов: с. Степное, с. Б. Бугодак *, пос. Волковский, Вятский, Жуковский, Кожанов, М. Бугодак. Очевидно, что территория современного Степного поселения до 1923 г. находилась в границах Верхнеуральского уезда, где располагался второй военный отдел Оренбургского казачьего войска.
В разработке научной основы имиджевого проекта мы опирались на концепцию культурного ландшафта (Д.Н. Замятин, А.А. Иванова, В.Н. Калуцков). Под культурным ландшафтом понимают культуру сообщества людей, сформировавшуюся как результат жизнедеятельности в определенных природных условиях, взятую в ее целостности; это природно-культурная среда развития сообщества людей [1]. Описание компонентов культурного ландшафта Степного сельского поселения потребовало организации полевых исследований, изучения и обобщения архивных материалов, дореволюционных изданий. В рамках данной статьи мы попытаемся обозначить круг основных источников по теме исследования, раскрыть специфику разнородного материала и описать трудности, возникающие при работе с источниками разного типа.
В первую группу источников мы включили планы и карты. В дореволюционных текстах села Степного, основанного в 1928 г. на месте бывшего хутора купца В.Е. Гогина [2], мы не встретим, поэтому город Верхнеуральск, озера Малый и Большой Бугодак, реки Урал и Ямская стали для нас ориентирами в работе с картографическим материалом. Эти объекты позволяли соотнести территорию современного Степного поселения с населенными пунктами, существовавшими здесь прежде.
На плане 1852 г., извлеченном из дела по учреждению Покровской общины близ г. Верхнеуральска, на юго-восточном берегу озера Большой Бугодак обозначен хутор Казачий, на правом берегу Ямской – хутор Конвовое, у истоков реки – мельницы [3]. На плане мы видим границы земельных владений станицы Верхнеуральской, Спасского отряда, жителей Урлядинского поселка и границы случной конюшни Оренбургского казачьего войска.
11 января 1852 г. за №131 войсковое правление сообщило генерал-адъютанту В.А. Перовскому о том, что «удобное место для случной конюшни и конского завода найдено в даче Верхнеуральской станицы, начиная от городской выгонной земли по речке Ямской, вокруг озера Большого Богадака, между р. Игата, Каргалки и Елшанки, по обеим сторонам р. Урала, до Уфимского почтового тракта. В докладе отмечалось, что «все избранное место окружено упомянутыми проточными рекою и речками, доставляющими повсюду здоровые и близкие водопои, в небольшом расстоянии имеются хорошие сенокосы, на которых заготовленное на зиму сено может храниться в скирдах без перевозки; имеются солонцы; горы по большей части имеют пологие скаты для выгонов; между ними есть много лощин для тебеневки в зимнее время, закрытых от ветров и буранов» [4]. Для разведения хороших пород лошадей здесь со временем появилось все необходимое: помещения, выстроенные из плетня на каменном фундаменте, для жеребцов, маток и приплода, аптека, конный лазарет, но по причине нерентабельности система конных заводов была упразднена при генерал-губернаторе А.А. Катенине [5], в 1857-1860 гг.
Цветовое обозначение границ на плане позволяет утверждать, что в середине XIX века на территории современного Степного поселения находились земли урлядинских жителей и Оренбургского казачьего войска. Сравнивая месторасположение хутора Казачьего и пос. Большой Бугодак, мы можем предположить, что современный поселок основан на месте бывшего хутора Казачьего.
На карте 1875 г. в границах современного Степного поселения обозначены три населенных пункта: Битнера, Богадак (Малый), хутор, название которого не указано (расположен выше Богадака, рядом с большой проезжей/торговой дорогой). Границы Оренбургского казачьего войска проходили вдоль западных берегов озер Большой и Малый Бугодак [6]. На карте Оренбургской губернии 1880-1900 г. с указанием мест для переселения обозначено уже семь хуторов: Смирнова, Лобова, Битнера, Бахнина, Сиволапова, Кадонцева, Попова [7]. Карта губернии 1913 г. разграничивает офицерские наделы (х. Кадонцева, х. Сиволапова, х. Попова, х. Щепилева, х. Бахнина) и прочие хутора (Сурова, Рахметева, Смирнова, Лобова, Битнерева) [8]. С 1862 г. офицеры и чиновники могли получать пожизненные земельные участки, как правило, эти земли были более пригодны для возделывания, но сами офицеры редко вели хозяйство на своей земле, участки, в основном, сдавались в аренду [9].
На карте 1953 г. обозначены: х. Мальцев, Волковский, Воронцов, Гревцевский, Жуковский, Вятский, Матвеенковский, Первый Гусевский, Второй Гусевский, Берестин, Пензенский, Малый Бугодак, Богодак-Уйский, Большой Бугодак, Подгорный, Садовский, Кожанов, Свиновод, Бектеевский, Гревцевский, Турецкий, Поповский, Белобородовский [10]. Этот источник позволяет понять месторасположение хуторов, возникших в 20-е гг. ХХ в. и не встретившихся на картах дореволюционного периода.
Богатый картографический материал требует кропотливой работы: для обозначения всех поселков и хуторов на единой карте необходимо учесть координаты каждого из них на картах различающихся масштабов. Количество населенных пунктов на территории Степного поселения с сер. XIX в. до сер. ХХ в. заметно возрастает, в последующие годы – уменьшается, в связи с государственной политикой укрупнения сельских поселений. Поэтому одной из задач исследования становится уточнение дат основания и ликвидации населенных пунктов.
Во вторую группу источников по теме исследования можно объединить справочные материалы изданий статистических комитетов. Так, согласно списку населенных мест Оренбургской губернии по сведениям 1866 г. в четырех станах Верхнеуральского уезда насчитывалось 260 населенных пунктов, 65 из них – казачьи отряды и станицы, 7 заводских владений, подавляющее большинство – башкирские деревни. В обобщающей таблице «не показаны многие хутора в окрестностях Верхнеуральска, каковы Сиволапова, Бахнина, Лобова, Бишнера, Смирнова, Кадонцева, Попова» [11]. Таким образом, нам неизвестно, на каком расстоянии от уездного города находились хутора, около каких географических объектов, сколько дворов насчитывали и т.д. Соотнести их с территорией современного Степного поселения мы можем только на основании картографического материала. Аналогичные трудности возникают и при анализе списка населенных пунктов Оренбургского казачьего войска 1900 г., где указано, что на землях Верхнеуральского станичного юрта находилось 24 хутора: Малый Богодак, Кожанова, Садовского, Алтабашевой, Бусыгина, Бактаева, Берестина, Ваулина, Казанцевой, Конева, Миляевой, Попова, Петровой, Синцова, Сафонова, Тихонова, Черепановой, Василия Гогина, Анны Лисицыной, Ерофея Мансурова, Тита Овчарского, Ивана Шмарель, Ивана Штефанидес, Собанова [12]. Ясно, что данных такого рода списков недостаточно для решения проблемы локализации хуторов в границах современного Степного поселения.
Отдельного освещения требуют материалы переписи населения. В отличие от переписи 1897 г. поселенные бланки образца 1927 г. содержат более подробную информацию по теме исследования. Для нас важно, что помимо официального названия, типа (поселок/хутор) населенного пункта в них указываются устные и все другие названия, в том числе и прежние, год (или приблизительное время) образования, этническая принадлежность населения; сообщается, при каком водном источнике и на каком его берегу расположен населенный пункт; перечисляются соседние хутора с указанием расстояния до них. Поселенные бланки – для многих хуторов единственный источник, откуда можно почерпнуть сведения о дате образования поселения. Берестин хутор основан в 1880 г. на левом берегу речки Ямской, пос. Бугодако-Уйский – в 1897 г., Садовский (Дардыкин) – в 1877 г. и т.д. [13]. Некоторые датировки в контексте других документов представляются спорными. Так, из переписки о наделении землей жителей казачьих войск мы узнаем, что границы участка отставного есаула Григория Берестина утверждены Войсковым хозяйственным правлением только в июле 1895 г. [14]. Берестиным, Григорию и его сыну Юлиану, в Верхнеуральском уезде принадлежало два участка по 400 десятин каждый [15]. В ряде бланков встретились исправления: составленные на местах, подписанные председателем сельсовета, бланки были «проконтролированы райстатистиком», чаще всего, по нашим наблюдениям исправлялось расстояние между населенными пунктами, но были и другие исправления: например, в бланке хутора Волковского зачеркнута дата образования поселения 1904 г., вписан 1909 г. [16].
Третью группу источников составляют архивные материалы. В первую очередь изучены дела, хранящиеся в фонде Войскового хозяйственного правления Оренбургского казачьего войска (ГАОО. Ф. 37). Поиск не дал существенных положительных результатов: ожидаемых дел о передаче земли в аренду хуторским обществам мы не обнаружили. Любопытны в этой связи рассуждения К.Е. Сувчинского, в очерке о переселенцах Оренбургской губернии он размышляет о причинах статистической погрешности: в 1886 г. в губернии числилось 109 тысяч переселенцев обоего пола, в действительности же их было значительно больше, от 150 до 180 тысяч [17]. Автор говорит о неопределенности «понятия» («кого считать переселенцами»), нарушении инструкций к программе собирания сведений («писаря записывали только тех лиц, которых они сами считали переселенцами»). Признавая несомненные выгоды образования новых поселений при малонаселенности губернии, К.Е. Сувчинский констатирует, что, «к сожалению, большинство этих поселков образовано на заарендованных землях по условиям, не имеющим силы бесспорных документов» [там же]. Юридически верным считалось оформление подобных договоров у нотариусов, в станичных и волостных правлениях, у сельских старост и поселковых атаманов, по общественным приговорам казачьих или башкирских обществ, в уездных полицейских управлениях, у приставов и др., сомнения вызывали договоры, заключенные «по словесным условиям», «домашним порядком», или «в таких учреждениях, которым право свидетельствовать договоры на отдачу недвижимых имуществ в аренду или вовсе не предоставлено или ограничено известной суммой, большей частью ниже той, на которую заключены условия» [там же]. Несмотря на значительные расходы, связанные с возведением жилищ и хозяйственных построек, многие переселенцы снимали участки в аренду на непродолжительное время. Интересно, что в Верхнеуральском уезде было 28 хуторов, 7 из них сданы в аренду «по словесным условиям» [18]. 10 хуторов из 23, о которых доставлены сведения, сданы в аренду сроком на 12 лет, 1 хутор – на 10, 4 хутора – на 9, 6 хуторов – на 6 и 2 хутора – на 3 года [19]. В Верхнеуральском станичном юрте, по данным 1886 г., было сосредоточено максимальное количество хуторов – 9 (ср.: Великопетровский станичный юрт – 7 хуторов, Магнитный – 4, Карагайский, Кизильский, Варшавский – по 2, Николаевский, Тирлянский – по 1) [там же]. Приведенные выше статистические сведения не содержат конкретных данных о хуторах Степного поселения, но помогают понять тенденции в землепользовании, складывающиеся в регионе.
В то же время работа с архивными материалами позволила уточнить ряд вопросов. Выявлены документы по мельнице Бутакова. Жители Степного поселения уверенно рассказывают о двух мельницах: «первая, мельница Бутакова, находилась там, где раньше был совхоз Заливное, вторая, Мансурова, – на хуторе Рыкова»[20]. Оказывается, что обе мельницы в разное время принадлежали семье Бутаковых. Водяную мукомольную мельницу в дачах Спасского поселка с 16 июня 1888 г. содержали казак Верхнеуральского поселка Гордей Антонович Бутаков и верхнеуральский мещанин Ерофей Мансуров [21]. После завершения срока аренды в 1912 г. мельницу арендовал мещанин Дмитрий Ерофеевич Мансуров, старожилы помнят фамилию последнего хозяина мельницы на р. Урал.
Из списка землевладельцев уезда за 1894-1896 гг. стало известно, что участок полковника Михаила Ваулина наследовали его дочери: жена известного казачьего историка Ф.М. Старикова – Лидия Михайловна и жена коллежского асессора Елизавета Михайловна Жуковская, в то же время одним из землевладельцев был есаул Петр Жуков, которому также принадлежало 400 десятин земли [22]. С чьей именно фамилией можно связать происхождение поселка Жуковский, сказать трудно.
В документах священнослужителей найдены упоминания о хуторах уезда. Просмотр клировых ведомостей показал, что они входили в состав приходов разных церквей: так, в 1914 г. хутора Большой Богодак, Берестин, Бектеев, Пензенский, Покровский, Турецкий относились к Никольскому собору г. Верхнеуральска, пос. Богодакский – к церкви св. Великомученика Георгия в Верхнеуральском поселке (Форштадт) [23]. В историко-статистическом описании церквей г. Верхнеуральска указано не только количество дворов и жителей в хуторах, дается объяснение происхождения топонимов: «Большой Богодак – от озера в полверстах от него находящегося; Берестин, Воронцов, Бектеев – от фамилии землевладельца; Пензенский – от жителей, переселенцев из Пензенской губернии; Харьков – от фамилии арендатора» [24].
Уверены, что поиск архивных материалов необходимо продолжить, документы, подтверждающие владение тем или иным земельным участком, пока не складываются в единую картину, а локализация хуторов в границах современного сельского поселения сопряжена с определенными трудностями. И если проблема разночтений в названиях (Битнера/Бишнера, Кадонцева/Кадомцева и др.) филологами решается достаточно легко, то проблема соотнесения населенных пунктов на картах разного времени и масштаба не может быть решена без включения в работу компетентных специалистов в области картографии.
Четвертую группу источников составляют полевые материалы фольклорно-этнографических экспедиций. Их особенностью является личностное восприятие локальной истории, мотивы ностальгии о прошлой жизни на хуторах. «Мальцев-то… я мало его видела… Можно сказать, што не видела…Он на машине приедет. А мы чё? Маленьки. Что ты?! Машина едет, задавит…» – вспоминала о приезде генерала Н.П. Мальцева Т.Ф. Сарапкина [25]. «Жуковский, маленький, но очень хороший хуторок. <…> Все дружные были, ой, как хорошо было. Праздник, отсевная или что ли – весь Жуковский в одном дворе: Гусевы, Платоновы, Матвеенковы. Тяжело, но дружно, не как сейчас» [26]. На вопрос о причинах ликвидации хуторов местные жители отвечают:«Говорили, чтоб все соединяйтесь, чтоб маленьких хуторов не было» [27]. «Када стали эти маленькие хутора-то убирать, тогда только мы все разъехались, кто куда» [28]. Уезжали, так как на хуторах «света не было», «все перевели в центр», «надо в школу – а тут ниче нету». В материалах интервью преобладает тема семьи, родового гнезда: по фамилии названы многие хутора (Гусев, Лаптев, Бектеев, Перепелкин и др.), большим семьям проще управляться с хозяйством, фамилии родного хутора, соседей легко воспроизводятся. Визуальный контекст устным рассказам составляют семейные фотографии.
Исследования краеведов В.А. Поздеева, М.Печерского, Р.А. Мухамедьянова мы включили в пятую группу источников, но анализ краеведческой литературы требует отдельного рассмотрения.
Таким образом, обзор источниковедческой базы исследования истории хуторов Верхнеуральского уезда показал, что в рамках изучения темы необходимо четко осознавать специфику источников разного типа, учитывать возможность дополнений и корреляции, обдумывать противоречащие свидетельства в контексте документов эпохи. Участие ученых в поиске «образа» территории – гарантия от псевдонаучных измышлений вокруг имиджевых проектов. Приглашение филологов к сотрудничеству с инициативной группой «Мы степнинцы» обусловлено потребностями населения, нуждающегося, по сути, в новом «обживании» культурного пространства (братьями Евстифеевыми обустроен родник на хуторе Дардыкин, на полевых дорогах установлены дорожные указатели к этому источнику, в мае 2013 г. открыт памятный знак на месте хутора Мальцева, проводятся субботники на бывшей даче купца Гогина). Откликаясь на запросы целевой аудитории, фольклористы демонстрируют социальную мобильность, готовность «кабинетной» науки участвовать в общественной жизни.
Филиппова И.А, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник лаборатории народной культуры ФГБОУ ВПО «Магнитогорский государственный университет», Юлия Кузнецова.